Вера Кауи - Такая как есть [Запах женщины]
– Ты не веришь, что она способна страдать?
– Нет. Она слишком хорошо умеет заставлять других страдать.
– Тем не менее тебе придется оправдать ее за неимением улик.
– На это у меня уже нет никаких душевных сил… – Алекс помолчала. – Но может быть…
– Что?
– Может быть, она и в самом деле прочувствовала хоть что-то. Нет, не знаю, не уверена. Я совершенно не в состоянии правильно оценить… – и сердито продолжила. – Ты видишь сам, как легко ей удалось запутать меня, сбить с толку.
– И меня тоже.
Алекс вздохнула:
– Да нет, ты-то в полном порядке. Ты делаешь то, что считаешь нужным. Она сказала мне, что ей совершенно нечего беспокоиться из-за того, как идут дела компании.
– Но сейчас у нее весьма серьезные осложнения, – возразил Макс.
– Она поручила мне заняться похоронами Криса. Она хочет, чтобы Криса кремировали.
– Я чем-нибудь могу быть тебе полезным?
– Выясни, какие на этот счет в Швейцарии правила. Я не имею представления даже о том, где здесь находится крематорий.
– Предоставь все это мне.
Алекс благодарно улыбнулась ему:
– Что бы я делала без тебя?
– Ты и сама со всем прекрасно справляешься.
– Знаешь, о чем я думала до твоего прихода? О том, что она все еще сохранила способность влиять на меня, выводить из равновесия.
– Ничего плохого в этом нет. Мы ведь люди, а не камни.
– Она умертвила мои эмоции – пока я тщетно ждала хоть единого знака внимания с ее стороны.
– Если у тебя не осталось никаких чувств, то каким же образом ты можешь сердиться? Гнев – тоже эмоция. Мне кажется, что ты, как Медея, считаешь: «Мне не нужен никто». Но это не так. В тебе бушуют чувства, которые ты тщательно похоронила в самой глубине души, и они ищут выхода. Ты так и не смогла смириться с тем, что она отвергла тебя. И продолжаешь страдать по сей день.
– И, видимо, ничего не смогу уже с этим поделать.
– Нет, сможешь. В том случае, конечно, если мать переменит свое отношение к тебе.
– Разве она способна?
– Думаю, да. Она стала неузнаваемой с того момента, как Крис попал в аварию. Оглянувшись, она, наконец, увидела, какая пустыня расстилается позади, как только она закрывает глаза. И, может быть, только твое прощение способно будет снова загнать всех демонов в бутылку.
– Нет, это только ловкий прием, которым она пытается заставить меня занять освободившееся место Криса.
– Ева не дурочка. И прекрасно знает, насколько тебе отвратительны все ее штучки.
– Тогда зачем же пробовать, если она и без того знает, насколько это бесполезно?
– Потому что она сейчас переживает перемены в самой себе. Она как минер. Иной раз вытворяла такое, что я только глаза зажмуривал. Но ей из всех передряг удавалось выбираться в целости и сохранности.
– Она не имеет никакого понятия обо мне, – проговорила Алекс и засмеялась. – Разве это не так? – Смех прозвучал несколько странно.
Макс обнял Алекс за поникшие плечи:
– Послушай, все, что от тебя требуется, – это сказать: «Хорошо, я прощаю тебя» – и вернуться в свой Кембридж.
– Но это будет ложью. К тому же матери дай мизинец, и она проглотит тебя целиком. Она всегда хочет большего. Всегда.
– Но в большем ты можешь не уступать.
– Легко сказать, труднее сделать.
– Ты хоть сама-то понимаешь, что тебя мучает? Ты тридцатилетняя женщина, а твои переживания – переживания десятилетней девочки. Ты постоянно твердишь, что живешь своей собственной жизнью, но у тебя на шее такой же серебряный ошейник, как и у Криса. Наше прошлое – каким бы далеким оно ни было – продолжает лепить нас. И твои чувства сразу попадают в наезженную колею. Тебе хочется видеть ее, быть ближе к ней. Тебя терзают твои собственные демоны, дитя мое. И теперь ты встретилась с ними лицом к лицу… – Макс приподнял пальцем ее подбородок. – Ты ведь понимаешь, что я на твоей стороне?
– Ах, если бы можно было все вернуть на свои места…
– Нет, тебе придется пережить то, что называется «силой положительных мыслей». Не знаю, как это в оригинале у великого Данте.
– Ты первый, кто заставил меня заняться Италией, почувствовать ее.
– Тогда позволь мне, как Вергилию, провести тебя по пути искупления. И пусть твой логический склад ума служит помощником, а не руководителем. Ведь Ева – одна из самых непредсказуемых натур из тех, кого мне доводилось встречать. Она живет по своим правилам, следуя своей интуиции.
– Боже мой, только не надо доказывать мне, что это я во всем виновата. – Алекс повысила голос. – Я уже говорила ей и то же самое скажу тебе: я не могу простить ее. Это выше моих сил. И хватит об этом. Я не Господь Бог. Я всего лишь человек. Тридцатилетняя женщина, которая запаковала все свои чувства. Но благодаря кому? Если бы она хоть раз проявила какую-то теплоту ко мне. Хотя бы тень заботы. Она хоть когда-нибудь спрашивала тебя обо мне? Кто постоянно мешал мне встречаться с Крисом? И теперь она ждет, что я скажу: «Ладно, я прощаю тебя».
– Тогда зачем же ты взяла на себя хлопоты по организации похорон? Разве не для того, чтобы задержаться здесь? Все это нельзя устроить в пять минут.
– Только ради Криса. Чтобы все прошло достойно. Я останусь здесь до того момента, пока его прах не будет похоронен под каштаном позади дома. Только ради брата – последнее, что я еще могу сделать для него. И все. Если мне после этого не захочется видеться с ней – тем лучше. – Алекс встала. – А теперь, если ты не против, я займусь всеми этими приготовлениями.
Макс тоже поднялся и медленно, следом за Алекс, пошел к дому.
6
Лондон, 1957–1961
Александра Мэри Брент появилась на свет душной августовской ночью, как раз в тот момент, когда теснящиеся в небе тучи разродились потоками освежающего дождя. Первые раскаты грома предупредили появление на свет девочки.
– Схватки продолжались всего четыре часа! – Мэри Брент была потрясена. – И это первые роды?!
Ее сын ничего не ответил и вернулся к Еве – в спальню.
Ева разбудила Джона словами:
– Джон, по-моему, роды уже начались.
Сама Ева оставалась спокойной. У нее уже был некоторый опыт – Еве было лет двенадцать, когда ей приходилось помогать матери-акушерке принимать роды у женщин в Пуште.
Послали за акушеркой. Джона отправили из комнаты, чтобы он не мешался. Мэри постоянно открывала окна и проветривала комнату: она полагала, что свежий воздух – это то, что необходимо.
Когда акушерка спустилась вниз, чтобы выпить чашку чая, она сказала:
– Долго ждать не придется. Ребенок выскочит как пробка из бутылки.
Так оно и случилось. Девочка весила ровно девять фунтов. Она была довольно крупной, глаза у нее были как фиолетовый бархат. Новорожденную завернули в одеяльце и протянули матери, но Ева устало проговорила:
